«Мне постоянно нужны новые задачи»
Повод встретиться с ведущим артистом Новокузнецкого драмтеатра был более чем достойным – Указом Президента РФ Владимира Путина от 11.05.2021 года ему было присвоено звание «Заслуженный артист Российской Федерации». Однако поговорить хотелось не только и не столько об этом, тем более что, по словам самого артиста, от этих непрерывных разговоров о присвоенном звании он уже немного устал.
– Давайте начнём с истоков. Как вы попали в театр, почему, когда это произошло?
– Родился я в Новокузнецке. Рядом с театром. Так что сейчас можно, наверное, сказать, что это была судьба.
Ещё в школе в какой-то момент я решил, что буду артистом. И начал идти к этому уже в то время.
У меня было не очень хорошее поведение. Я не хулиганил, не дрался, просто был очень свободолюбивым, не любил все эти установленные школьные правила и часто их нарушал. Спасался как раз тем, что вёл различные мероприятия, занимался общественной деятельностью, играл в школьных спектаклях.
Сначала я учился в 25-м железнодорожном интернате. Он был недалеко от дома, там можно было оставаться до вечера, делать уроки, заниматься своими делами. Это было удобно. Несколько раз я даже ночевал там.
Затем перешёл в 6-ю школу. В какой-то момент, когда мне было лет 12, в школу пришла Валентина Яковлевна Сизова, которая набирала детей в студию при театре «Фаэтон». Так началось моё знакомство с театром. Я ходил заниматься в 26-ю школу, где тогда располагался «Фаэтон», почти каждый день у нас были репетиции. Затем узнал о театре детского творчества «Юность» при драмтеатре, пришёл сюда, и так получилось, что остался здесь.
– Сложно было перейти с детского на взрослый уровень?
– Дело в том, что театр детского творчества «Юность» создал Олег Леонидович Павловец, который был тогда директором Новокузнецкого драматического театра, и это была неотъемлемая часть театра. Позже их дороги разошлись, но тогда было так.
И поскольку я был в театре уже несколько лет, был здесь практически всё время, я этот переход особо не почувствовал. Мне повезло, меня, ещё когда я был в «Юности», уже начали занимать на какие-то роли, так что я просто продолжил делать то, что делал, шёл дальше.
– Среди многих десятков сыгранных ролей были и комедийные, и драматические. Что играть проще, что сложнее?
– Для меня особой разницы не существует. Я не подхожу к работе над ролью с какой-то технической точки зрения. Пока в меня не «подселится» этот персонаж, будут муки творчества. Как он «подселится», я с ним уже живу этот репетиционный процесс. И не важно – комедийный это персонаж или драматический.
А происходит это от того, заразился ты этой ролью, материалом, заразил ли тебя режиссёр своим видением.
Есть у меня, конечно, и нелюбимые роли, но никто никогда о них не узнает, я это никому не скажу, и зритель не догадается.
Любимые я тоже не назову, потому что любимой навсегда роли нет, они для меня одинаковы. Пожалуй, любимой можно назвать ту роль, над которой ты в данный момент начинаешь работать. Ты с ней больше живёшь, больше времени находишься с ней в голове. Те же, которые уже сыграны, они все примерно одинаковы, потому что нельзя разделить детей. А последняя роль, которая не встала ещё на ноги – это как младенец, которого все любят, потому что он самый беспомощный. Роли, которые на ноги уже встали, они остаются одинаково любимыми.
Мне нравится играть комедии, но не все. Бывают такие, где мне играть не нравится, но я буду там «выплёскиваться серпантином», и зритель не узнает, что мне эта роль не нравится, он не должен это знать.
– Роли для себя выбираете сами?
– Я не выбираю. Многие режиссёры едут к нам и заранее говорят, что определённые роли будут играть конкретные артисты.
Я не особо капризный актёр, не устраиваю скандалы, не требую чего-то. Это бывает иногда, но очень редко. И в такие моменты меня лучше не трогать.
– Вам доводилось работать с самыми разными режиссёрами. Насколько это сложно – одновременно играть то, что от вас требуют и привносить при этом что-то своё?
– Современный театр тяготеет к работе с разными режиссёрами, это делает театр интереснее. Это и актёрам тоже интересно и полезно. Для артистов на самом деле это удовольствие – работать с разными режиссёрами, понимать разный язык, обогащаться в творческом плане.
Я придерживаюсь такого мнения, что артист – это исполнитель, это краска, которой рисуется что-то, пластилин, глина – всё, что угодно. Бывают моменты, когда актёр – соавтор. Но актёр должен стать соавтором только тогда, когда ему дали направление, куда дальше течь. В этом случае у артиста появляется много всего, он становится соавтором и придумывает что-то своё.
Если каждый артист, приходя на репетицию, будет чувствовать себя режиссёром, ничего хорошего из этого не выйдет. Я и так буду в какой-то момент режиссёром своей роли, потому что мне с ней выходить. Но при этом я должен быть в общей массе, в общей концепции. Тогда это будет просто прекрасно.
– Часто ли получается импровизировать?
– Часто. Это даже нужно. Понятное дело, что я не буду пытаться разрушить какую-то идею режиссёра и настаивать на своём, хотя так делают многие актёры.
Когда я не совсем согласен с режиссёром, я одновременно играю и его установку, и своё видение. Часто режиссёры только рады этому. Получается то, что он хотел, но сложнее и интереснее.
У меня была хорошая школа. Нас учили не столько актёрству, сколько тому, как самому сделать свою роль. Поэтому я не особо боюсь того, что режиссёр скажет мне не всё. Я всегда спасусь.
– Какие-то казусы, «несчастные случаи» на сцене с вами часто происходят? И как выходите из положения?
– Про это, кстати, артистов всегда спрашивают. Их много, но когда спрашивают, трудно что-то вспомнить, потому что большинство из них какие-то мелкие и быстро забываются.
Из последнего… На «Лондоне» я оговорился. Вместо «бурные овации» сказал «бурные ованции». И мы все вчетвером, что недопустимо, стояли и громко хохотали.
На «Гарнире» вдруг во время спектакля на сцену упал абажур. А я там весь спектакль, когда какая-то критическая ситуация, говорю: «Термиты, термиты!» И тут я спокойно поворачиваюсь и произношу: «Вот, я же говорил – термиты!»
Это сложно вспоминать. Ты вроде бы вот только что отсмеялся, а завтра у тебя это уже заместилось чем-то другим. Может быть, надо записывать такое.
– Текст доводилось забывать?
– Очень редко, но бывает. Помню, в «Тартюфе»… Текст стихотворный, а я просто встал, и у меня «белый лист» – страшный сон всех артистов. Мне подсказали что-то со стороны, я справился.
Как правило, артисты в таких случаях помогают и подсказывают друг другу на сцене. Главная мощь спектаклей – она именно в партнёрстве. Мы не бросаем друг друга в такие моменты.
– Легко ли возвращаться после спектакля в реальную жизнь, особенно когда роль была тяжёлой, драматической?
– Мы с супругой придумали для себя, как снять стресс после театра. Надо включить телевизор и смотреть какую-то тупость. Например, какие-нибудь сериалы плохого качества, чтобы смотреть и понимать, что этого просто нельзя делать. После репетиций, спектаклей – это очень хорошо помогает.
Сложно, когда ты работаешь над трудными ролями, психологически себя перестроить, потому что роль нужно очень хорошо понять, чтобы это было достоверно. Для того чтобы запомнить, и во время спектакля было уже легко. Там эмоции должны быть уже прожитые.
Очень трудно даётся репетиционный период. Во время «Иванова» у меня, например, давление сильно скакало, я чуть ли не в обморок падал.
А когда спектакль уже идёт, сбросить эмоции после него гораздо легче. Ты сыграл, и это осталось здесь.
Иначе, если мы с этим будем ходить, нам дорога «на гору» во всем известное в городе заведение. Мы, артисты, и так, в общем-то, почти их клиенты. Ходим часто по острию между реальностью и сумасшествием. Многие заигрываются, и сойти для артиста с ума – это очень легко.
Поэтому все это нужно снимать, разряжаться. Кто-то делает это алкоголем или чем-то ещё, мы вот – плохими сериалами.
– Театр и обычная жизнь вообще не пересекаются?
– В обычную жизнь я стараюсь театр не нести. У меня может происходить такое, когда давно не было спектаклей или в отпуске. Я начинаю что-нибудь играть, создавать какие-то образы дома. Это всё в виде баловства.
У нас с Илоной принципиально не переносится театр домой. Мы даже почти не помогаем друг другу текст учить. Одно дело – дом, и другое дело – работа.
Нам удалось расставить чёткие границы. Мы одно целое, семья – за пределами театра. А здесь мы две отдельные творческие единицы. Это получилось не сразу, но мы к этому пришли.
Бывает, конечно, что мы что-то обсуждаем дома, бывает, что и работаем, но очень редко. В основном это всё остаётся тут, в театре.
– На детей ваших театр повлиял?
– Видимо, повлиял, потому что дочь, Арина, у нас учится в Петербурге на продюсера. А Вова играет с нами в спектакле «Корова», с которым мы поедем на международный платоновский фестиваль в Воронеж. Но мы не играем с ними, стараемся этого избегать.
В принципе дома мы довольно скучные люди, особенно после спектаклей.
– Звание Заслуженного артиста – что оно для вас?
– Меня многие не понимают, не верят, но я не зацикливался на этом звании. Я, конечно, рад этому. Но я был «народный Центрального района» и до этого звания.
Я знаю, что документы давно уже подавались, ещё когда директором была Марина Александровна Евса. Они то возвращались, то снова уходили. Для Марины Александровны это осталось каким-то незаконченным делом, и она очень переживала, узнавала – на какой всё стадии. Переживала и Валерия Константиновна Пурпутиди.
Меня это коснулось, и мне, если честно, надоело много раз бегать в налоговую инспекцию с разными справками, которые постоянно устаревали.
Я не задумываюсь сейчас ни о статусе этом, ни о его привилегиях, сейчас мне это не важно.
Я прекрасно понимаю, что это почётно, это хорошо, и совру, если скажу, что я не рад. Но у меня какая-то странная реакция по этому поводу.
Я вижу, что очень рады семья, коллеги. Все вокруг рады, я тоже, но эйфории по этому поводу у меня нет.
– Что-то теперь изменится?
– Мне кажется, что звание для артиста не должно ничего сильно менять. Статус артист должен показывать на сцене, а не где-то за кулисами.
Что может измениться? Я как-то по-другому должен начать играть? Вести себя иначе? Выбирать роли? Я не буду этого делать, это глупо. Отказываться от каких-то ролей я тоже не собираюсь. Мне кажется, что отказ от роли – это слабость, признание того, что ты не справился.
Мне и так давно уже не дают выносить подносы и говорить «Кушать подано!», так что я по этому поводу не беспокоюсь.
Я вообще к себе очень иронично отношусь. Мне кажется, если бы я к себе и к коллегам относился не иронично, я давно бы уже перестал делать что-то новое, к чему-то новому стремиться.
Отбросив личную скромность, я могу сказать, что я много чего умею. Но мне постоянно нужны какие-то новые задачи. Для меня очень важно – не повторяться, искать в своих персонажах что-то новое, очень важно куда-то прийти по-другому, иным путём. Так было до звания, так останется и после.
Справка
Андрей Ковзель родился 05.02.1976 года. Окончил школу №6. В 1993 году пришел в театр детского творчества «Юность» при Драмтеатре. В 1995 году зачислен в труппу Новокузнецкого драматического театра, где за 25 лет сыграл более 80 ролей. В 2002 году заочно окончил актёрский факультет Екатеринбургского государственного института.
Первым в Кузбассе удостоен театральной премии «Триумф» (2005). В мае 2012 года стал лауреатом II Межрегионального фестиваля-конкурса Ново-Сибирский транзит в номинации «Лучшая мужская роль второго плана» (за исполнение роли Тима в спектакле Петра Шерешевского «Откровенные полароидные снимки»). В 2013 году стал лауреатом областной театральной премии «Овация» в номинации «Звёздная пара». Награждён почётной грамотой Министерства культуры РФ (2001), медалями «За веру и добро» (2012) и «За служение Кузбассу» (2013).
Просмотров статьи: 1017